Предисловие

В 1982 году я летел в Сочи к профессору Константину Филипповичу Никитину не без некоторой тревоги. Дело в том, что в одном из первых выпусков "Клуба любителей бега" "Советского спорта" (аж в 1971 году) - я в ту пору вел эти выпуски - было опубликовано интервью с профессором. Взял его мой коллега Юрий Уваров, кстати, сам отменный бегун. Уварову тогда не было еще сорока лет, а профессору уже исполнилось семьдесят. Так вот, в один из дней мой коллега решил совершить совместную пробежку с профессором и, должен заметить, испытал немало неприятных минут. Профессор не только не уступил ему на дистанции, но и заставил изрядно попотеть. Мой коллега был достаточно честолюбивым человеком и не любил проигрывать. Ему пришлось собрать в кулак всю волю и все силы, чтобы не отстать от Никитина.

Впрочем, повторяю, то было в 1971 году... Правда, лет пять спустя профессор стал едва ли не главным героем книги журналиста Стива Шенкмана "Мы - мужчины". Но с тех пор прошло еще шесть лет. "Сейчас профессору за восемьдесят, - думал я. - Интересно, как обошлось с ним время? Насколько он изменился? Бегает ли, как прежде? Занимается ли с гирями? Да нет, какие там могут быть гири... А вдруг болен, прикован к постели? Мало ли что: все-таки речь идет об отрезке жизни, когда каждый прожитый год приходится приравнивать к двум, а то и к трем... Отрезок этот, увы, называется старостью".

Телефонный звонок убеждает меня в том, что профессор здоров. Готов встретиться. Ждет завтра... Да, одно обстоятельство: прежде мы не были знакомы с профессором, но я много читал о нем, хорошо представлял по фотографиям... И вот в назначенный час я на тихой, петляющей высоко над оживленными курортными магистралями, улочке Есауленко.

Дом № 6, квартира 2... Легкие шаги за дверью. И передо мной среднего роста, сухощавый, подтянутый, нет, нет, ни в коей мере не старый мужчина. Я вглядываюсь в черты лица, пытаюсь уловить сходство с представляемым по фотографии портретом. Никитин или нет? Может быть, сын? Брат? Но где же тогда профессор? "Наверное, отдыхает в плетеном кресле-качалке, дремлет, разморенный теплом, или читает", - предполагаю я, пытаясь заглянуть в глубину квартиры: вдруг профессор замешкался и сейчас выйдет...

Человек протягивает мне жилистую руку.

- Профессор Никитин...

Снова и снова возвращаясь теперь к нашему очному знакомству с профессором, я вспоминаю именно протянутую мне едва тронутую загаром крепкую руку и чуть насмешливое выражение глаз моего визави, где-то по-мальчишески забавляющегося произведенным впечатлением.

...И вот мы сидим с профессором в просторной гостиной и неторопливо беседуем о прожитом десятилетии.

- Вы не ощущаете бремени лет? - участливо спрашиваю я, неожиданно для себя впадая вдруг в роль врача, присевшего у постели пациента в твердой уверенности, что облегчить страдания последнего уже невозможно.

- Абсолютно, - весело говорит профессор.

- Но, может быть, наблюдаете снижение каких-то физических показателей?

Я все еще остаюсь в роли врача.

- Если брать последнее десятилетие, то, пожалуй, не наблюдаю.

- Однако вы, наверное, и не прибавляете?

Мне кажется, что профессор несколько переоценивает свои физические возможности. Все- таки ему 81 год!

- Это как подойти к вопросу...

Профессор воспринимает диалог явно иронически.

- Что значит, как подойти?

- Ну, например, мои суставы сегодня в лучшем состоянии, более подвижны, нежели в 70 лет... Да-да, и не удивляйтесь, пожалуйста, - просто я уделяю им в последние годы гораздо больше внимания, нежели прежде.